Идёт четвёртый день.
Случаются приступы острого безумия. Потом отпускает.
Иногда кажется: жизнь отдать, чтобы ещё раз с ним поговорить.
Потом понимаешь: это нужно тебе для самоуспокоения. Чтобы оказалось, что ничего страшного не случилось, и тебе приснился дурной сон. Чтобы закрыть глаза - и...
Лучше бы я в истерике билась, честное слово.
Бывало, придёшь к нему и спросишь: "Андрюх, можно, я у тебя пореву?" А он скажет: "Иди в дальнюю комнату и реви, сколько влезет. Там тебе никто не помешает. А потом приходи на кухню чай пить".
Только выреветься некому. Теперь. А при других я стесняюсь.
Отпусти его, дура. Просто отпусти. Наконец-то уже.
Тоскливо. Способность к смирению - явно не моё достоинство...
Ребят, кажется, со мной не всё в порядке. Заметно не всё в порядке.
Загрузила себя работой по самое не могу. Иначе не получается.
Случаются приступы острого безумия. Потом отпускает.
Иногда кажется: жизнь отдать, чтобы ещё раз с ним поговорить.
Потом понимаешь: это нужно тебе для самоуспокоения. Чтобы оказалось, что ничего страшного не случилось, и тебе приснился дурной сон. Чтобы закрыть глаза - и...
Лучше бы я в истерике билась, честное слово.
Бывало, придёшь к нему и спросишь: "Андрюх, можно, я у тебя пореву?" А он скажет: "Иди в дальнюю комнату и реви, сколько влезет. Там тебе никто не помешает. А потом приходи на кухню чай пить".
Только выреветься некому. Теперь. А при других я стесняюсь.
Отпусти его, дура. Просто отпусти. Наконец-то уже.
Тоскливо. Способность к смирению - явно не моё достоинство...
Ребят, кажется, со мной не всё в порядке. Заметно не всё в порядке.
Загрузила себя работой по самое не могу. Иначе не получается.